(Все слова в этом тексте являются вымышленными,
все совпадения чистая случайность.)
Давным-давно в дальней Слободчиков, которая славилась своими мастерами, а особенно известны были Гончар, Мельников, да Кузнецова, звали его еще Ковалева, жил был мужик. Все знали, что он Лихов Казакова. И не нравилось ему как в его Селянин деток малых учат – чуть что не так, достается бедным то по Попенкова, а то и по Губенко. Эх, и показал бы этим учителям мужик Кузьмина мать! Но решил он Мусарский из избы не выносить, а за грантом сходить, чтобы построить Сетевой институт. А суть его проекта была совсем Новикова. Хотел он, чтобы каждый школьник с самого Рождественская имел Светенко Головко, чтобы не попал за Решетников, чтобы прекрасно выполнял команду Смирнова, чтобы взрослым не Дерзкова и был в душе Миролюбова.
И вот встал он однажды съел вкусный Блинов, поцеловал свою Матушкина, сказал, что не Ревелис еще мужики на Руси, поправил свои Усенко и, пока не Позднякова, за грантом пошел.
Вышли его проводить друзья со звучными русскими именами Иванова, Федорова, Петровская, Данилов, Афанасьев, Афонин, Антонова, Архипова, Владимирова, Васильев, Михайлов, Степанов и Моисеев. Выпили на посошок. Выпили Реморенко, чтобы с утра Башев не болела.
Дорога его была и не Долгих и не Короткевич. Проходила она через глубокий Логинова, через небольшую Гуркина, а там Запольская стоял высокий лес. Был он давно Суханова. Про лес тот говорили, что туда Макарова Селезнева не гонял. Детей пугали, что в этом лесу живет грозный Бабайцева с огромными Роговцева. А на самом деле там жили много Кабанов, встречались Заиченко. Было много Грибанов, а особенно Груздев.
Тут вдруг, что-то в кустах Шевелев. Вздрогнул мужик, испугался Малкова, сжал в кармане Гвоздева. Видит выходит из кустов кто-то, одет очень Вычужанина по иноземному, сам большой, вылитый Великанова, в руках у него Бочкарева полная Рыбинок, на ногах Лыжина. Кричит эму иноземец «Файн, Файн», объясняет, что он Фишман, и что заблудился еще Веснина, хорошо говорит, что здесь Рябцев Толстогузов, а то был совсем полный Хандабак. Ну, рассказал иноземцу мужик Прозументова, дорогу показал, договорились они всегда Дружинина.
Подошел мужик к полю, на котором еще с войны осталась табличка «Минов нет!» Поверил мужик табличке, а зря. Только ступил он на поле, что-то как Громаков. Долго потом мужик чесал свою Лысиков и радовался, что живой Останина.
Погода стояла Жарикова, солнышко играло яркими Лученков, было слышно как жужжат Пчелкина и Паутов, на озере плавают Лебедев и кричат Куликова, в Синчук небе летают Соколов, охотятся на Голуб, те от страха кричат «Хью, Хью». Сел мужик, достал из котомки Яблонскене и Репина, поел немного. Подумал – сколько еще встреч и добрых дел придется сделать, полюбовался на Закатова, поМальбахов Богуславский и испытал полный Кайфеджян.