А. Солженицын. Россия в обвале * Источник: Аркадий Куракин, http://teljonok.chat.ru/ * {Номера страниц}, [курсив], [[разрядка]], {жирный шрифт}, сноски. ___ Содержание Предисловие ... 3 1. В разрывах российских пространств ... 5 2. Первые годы жданной демократии ... 13 3. Реформы -- на развал ... 19 4. ОшеломлЁнная Россия -- и Запад ... 28 5. Фантом СНГ ... 36 6. Растерянная Россия -- и Восток ... 43 7. Наш парламентаризм ... 47 8. Власть в себе ... 53 ОтмежЁванные 9. Чужеземцы в 24 часа ... 61 10. Беженцы ... 69 11. Мигранты ... 72 12. Славянская трагедия... 75 13. В Чечне ... 83 14. И -- еще, ещЁ отмежЁванные ... 90 15. Армия, разгромленная без войны ... 98 16. Чем нам оставлено дышать? ... 103 Сплетенье наций 17. Полтораста народов ... 111 18. Федерация? ... 118 19. Автономии ... 123 20. "Русский" и "российский" ... 128 Непримиримость 21. Большевизм -- и русский народ ... 133 22. От Сталина к Брежневу ... 137 23. Отворот [культурного круга] ... 139 24. Распря 80х годов ... 141 25. Болезни русского национализма ... 145 Быть ли нам, русским? 26. Патриотизм ... 152 27. Национальный обморок ... 154 28. Право на корни ... 156 29. Характер русского народа в прошлом ... 159 30. Эволюция нашего характера ... 166 31. Да быть ли нам русскими? ... 173 32. Православная Церковь в это смутное время ... 180 33. Местное самоуправление ... 187 34. Земская вертикаль ... 192 35. А сопротивление? ... 199 36. Строительное ... 200 ___ Предисловие "Часы коммунизма своЁ отбили. Но бетонная постройка его ещЁ не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами." -- Этой тревогой я начал в 1990 году работу "Как нам обустроить Россию?". Однако в тот год люди были захвачены жаркой поглядкой на телевизор, на заседания Верховного Совета, -- ожидая, что там вот-вот откроются пути к новой жизни. И ещЁ большее ликование взвихрил 1991 год, у кого и 1992. А теперь -- и все признают, что Россия -- расплющена. Оправдатели настаивают, что иначе и пойти не могло, другого пути не было, это всЁ -- [переходные трудности.] Здравомыслящие -- уверены, что здоровые пути были, они всегда есть в народной жизни. Как ни очевидна для меня правота вторых -- спор этот уже отошЁл в бесполезность: нам всем думать надо лишь -- как выбираться из-под развалин. При всей уже 12-летней затяжности нового глубокого государственного и всежизненного кризиса России, выпуская в свет нынешнюю работу -- и последнюю мою на все эти темы, -- я не надеюсь, что и мои соображения могут в близости помочь выходу из болезненного размыва нашей жизни. Эту книгу я пишу лишь как один из свидетелей и страдателей бесконечно жестокого века России -- запечатлеть, что мы видели, видим и переживаем. Конечно, далеко не единственный я, кто всЁ это знает и обдумывает. Есть немало у нас в стране думающих так или сходно. И множество напечатано разрозненных детальных статей о наших болях и уродствах. Но кому-то надо собраться, через вихри жизни, высказать и слитно всЁ. В этой работе я продолжаю и ранее начатый ("русский вопрос к концу XX века", 1994) отдельный разговор о нынешнем состоянии и судьбе народа -- русского. ___ 1. В разрывах российских пространств За минувшие четыре года мне удалось побыть в 26 российских областях. Иногда это были только областные города, но чаще -- с поездками в районные центры и дальше, в глубину областей. Состоялось у меня до ста общественных встреч (с присутствием от 100-200 до 1500-1700 человек, разговоры на любую тему, и никем не стеснЁнные), после каждой встречи -- сталпливались вокруг, продолжался обмен мыслями, фразами, и так -- с тысячами людей. ЕщЁ отдельно -- встречи личные, ещЁ -- обсужденья по нескольку человек (нередко с губернскими руководителями). ВсЁ вместе создало у меня живое и немеркнущее ощущение жизни и настроений нашего народа, в разных его слоях. (Снова и снова многократно подкреплЁнное тысячами писем со всех концов страны.) Я пишу и эту малую книгу как объятый нашим множеством, рассыпанным по разорванным ныне пространствам России, а страдающим так сходно, -- повторность, повторность, повторность вопросов, забот, тревог, -- Россия, как ни кромсают еЁ, ещЁ единый организм! Пищу, овеянный теми наставлениями, напутствиями, просьбами и прощальными словами. Мне никогда уже не повидать такого отечественного объЁма -- но и вобранного его дыхания хватит на остаток моих дней. (А -- ещЁ бы гонял по Руси ненасытно, в каждом месте оставил сердце.) И эту книгу я пишу, ощущая на себе все те требовательные и просящие, растерянные, гневные и умоляющие взгляды. Не тщусь передать хотя бы заметную долю, что слышал: на то понадобился бы большой том. Только по несколько ноток. "Выбивают всЁ из рук." "Никому ничего не нужно. У правительства нет программы." "Ждали демократию, а сейчас никому не верим." (Красноярский комбайновый.) -- "Кто честно работает -- тому теперь жить нельзя." "Работаем только по привычке, никто не видит пути." "От нас ничего не зависит." (Бийский химкомбинат. Раздирает сердце униженная печаль в глазах молодых мужчин, ушедших с упразднЁнной квалифицированной работы -- в подсобники.) -- "Теперь кто не работает -- живЁт лучше. ПовезЁшь на базар, а там собирают дань. Меньше производить -- меньше убытки" (сельский староста из Уссурийского района). -- "Земельный закон составляют, кто сам никогда не жил в деревне" (другой староста, там же). -- УчЁные Океанологического института не только жалуются на свою нищету, но -- как отравляем выбросами низшие организмы, оттого вымариваем на будущее целые биологические виды. (В обнищавший институт они ходят со своим инструментом и даже карандашами.) -- На красноярской барахолке, расцвеченной привозными китайскими тканями, пожилая женщина-"челнок": "Я -- учительница, мне стыдно, а вынуждена вот так зарабатывать." Я ей: "Это -- России должно быть стыдно." Студенты: "ДоживЁм ли, чтобы наука ценилась больше торговли?" -- "Дети в школе падают в обморок от голода." -- Отказные дети (от которых отказались родители). -- Старик: "Всю жизнь откладывал, а деньги превратили в ничто. За что меня ограбили?" -- И повсюду: "Где взять денег на похороны?" "Хоронить не на что." "Умер ветеран -- собирали деньги миром." {6} -- "Что нам делать?" "Как жить дальше?" -- "Как жить дальше??" -- это множество раз, даже на станциях двухминутных. -- Пенсионер-железнодорожник: "Помогите нам прожить несколько лишних лет!" -- В Иркутске, и в других городах: "Теперь мы за решЁтками" (на всех окнах, от воров). Но никогда не забыть усть-илимской "Высотки". То было место первого "десанта" строителей, когда затевали очередную великую ГЭС. Тогда строителям сколотили временные халабуды -- прошло 30 лет, и рядом с "социалистическим городом" на прежнем месте кучатся те хибарки, и застряли в них, кто не половчей или расконвоированные с "химии". На главном перекрестке улиц -- гора железного и стеклянного мусора ("11 лет не дают машины вывезти"), вода -- только привозная, платная, только на питьЁ, не умываются и огородов не поливают; стирать -- далеко "при колонке", но и в ней летом напора нет. Телефона в посЁлке нет; магазин -- за два километра. -- И сколько в нынешней России таких "высоток"? Уже летом 1994 сквозь всю Сибирь звучало, стонало: "Как нам выжить? Зачем мы ещЁ живы?" (встреча в Улан-Удэ). -- "Обрушились беды, от которых Россия может и не оправиться" (томская встреча). -- "Сколько раз нас уже обманули?" "Ради [чего] всЁ это делается?" (Искитим, душевный мрак.) -- "Не хочется говорить -- кончаемся и умираем" (Тюмень, рабочий). -- "Не хочу, чтобы мой сын был рабом в этой стране, пусть уедет!" (Чита, на вокзале). -- И год спустя, в Пензенской области (Кузнецк): "ПройдЁт ещЁ небольшое время -- и уже ничего нельзя будет спасти." Весь 1994 звучало во стольких местах и во столько голосов: "ИдЁт грабЁж простого народа." "Я этой власти не верю ни в чЁм." Теперь человек наш не верит {7} ни в начальство, ни в депутатов, ни в Президента." "В высокой власти у нас -- воры в законе." -- А в 1995 осенью поехал в приволжскую сторону -- и этот гнев звучал намного накальней. Каждый раз, когда на встречах кто-либо из выступавших хвалил "прошлое" (коммунистическое) время сравнительно с нынешним, -- ему аплодировало, на взгляд, две трети зала. Когда я пытался возразить, что присутствующие, даже по возрасту, не знают из прошлого скольких ужасов, -- из зала раздавались голоса ропота. Это происходило за три месяца до думских выборов, и я уже тогда убедился: коммунисты получат большинство... Да и куда ни глянь. "Душа чернеет от того, что творится" (и с людьми, и с природой). Пьют гнилую речную воду (Тара). ["ЖЁлтые дети"] (болезнь новорожденных, Алтай). -- РастЁт число дефективных детей, глухота младенцев, больны щитовидкой (Воронеж, достиг и сюда радиоактивный язык Чернобыля). Школы ремонтируют сами родители, из бюджета ни копейки. Туалет, переделанный в классную комнату. При трЁхсменном обучении даже между сменами перерывы по 5 минут -- обернись, поменяйся. Начинающая учительница получает, по пересчЁту, 12 долларов в месяц (сколько американский рабочий невысокой квалификации в один час). Но и опытная, с большим стажем и 30 часами нагрузки в неделю: "Если заболею, лечиться не на что" (Новая Корчева). "Стыдно перед учениками, нечего надеть" (Новосильский район). В школьных библиотеках учебники -- рассыпаются в руках, бибколлекторы уже не шлют ничего. "Стонем без книг." (И всЁ ж 11-классники районной школы решаются ехать поступать, где конкурс 5:1...) -- На группу призывников, везомых в военкомат (БАМ, у Падунских Порогов), больно смотреть: {8} хилые, нездоровые подростки с обречЁнно тоскливыми глазами, выражением безысходности. У других (Ставрополье): не сумели словчить, вот и влипли в армию, даже и ПТУ не кончили. -- Теперь "поклонение зелЁной бумажке" (Ростов). -- Теперь "нравственно то, что выгодно" (Рязань). -- "У нас теперь царит идеология захвата и зависти" (Кинель). -- "Дети смотрят: кто ворует -- прекрасно живЁт, а мой батька неумеха, хочет по-честному." -- "Девочки с 12 лет идут в любовь." И выхлЁстывало в раздражение: "Государство занялось грабежом!" -- "Ни одного чиновника нельзя привлечь к суду." "Оказались демократы -- самые большие взяточники." "Откуда сразу стали миллионерами, с ничего?" (Ярославль.) -- Старый пенсионер (Тверь): "Сколько себя помню, мы всегда что-нибудь [строим,] вот сейчас -- 'правовое государство'; а найти управу ни на кого нельзя." -- "Действительно мы стали свободны? какая свобода, если бросай работу и иди в вынужденный отпуск?" (Новосибирск). -- "А как голоса считают? конституцию протащили обманом!" (Омск). -- "Курс, диктуемый из Москвы, -- на разъединение людей" (Кимры). -- "Москва не похожа на город русского государства" (старушка в Угличе). -- "Как можно за два года развалить то, что строилось веками?" (Кострома). "Власть совершает безмерные глупости." Но -- хор голосов, всЁ настойчивей и в самых разных местах по долгому пути: "Это -- не может быть по недомыслию!" -- "Это -- специально задумано!" -- "Несомненно проводится сознательная политика уничтожения России!" -- "До каких пор недостойные люди будут править страной?"' (Пенза, сильные аплодисменты зала). -- Абитуриент в Новосибирске: "Телевидение -- мерзость!" -- Самара: "У нас на заводе ребята призывают вооружаться, как в Семнадцатом году." {9} -- Пермь: "Если не кончится твЁрдой рукой -- будет крах." Но и немало голосов саморассудительных: "Виноваты мы сами: мы все -- иждивенцы, а импульс к действию должен быть у каждого." -- "А что? говорить умеем, а делать ничего не умеем." (И правда: о [самоуправлении,] как его устроить, - - почти никогда не заговаривали, это -- не в мыслях, я сам на то наводил.) -- "Мы всЁ ждЁм, кто б нас объединил." И -- ищут, и правда же: "Как нам сплотиться?" Ах, вот этого-то, вот этого-то -- нам, русским, и не хватает! И сколько -- размышляющих, без раздражения, но в поиске настойчивом: "Да неужели же не было третьего пути?" -- "А какой выход из бездарной политики теперь?" -- "Будет ли выход из разворовки и падения?" -- "Ведь духовно гибнет молодое поколение!" -- "Разрушенный завод можно восстановить, но человека, узнавшего вкус дармового рубля, не восстановить никогда." "Предстоит пережить трудные времена" -- это повсюду народ прекрасно сознаЁт, несмотря на бодренькие заверения правительства. И что высказывает народ -- несравненно трезвей, чем то, что лепечут перед телевизором министры и думцы. И ещЁ, характерно: чем глубже поехать, не в областной город, не даже в районный, а -- в далЁкий заволжский совхоз, или в пензенское многоверное село Поим, или на Ангаре в село Эйдучанку, переселенное из затопленной долины, -- политический накал обсуждений устраняется, речи звучат не страстно, не обиженно, но -- размыслительно. В Сибири особенно много цельных, здоровых, неразрушенных характеров. (Пересеча Сибирь, я с облегчением убедился, что вся пропаганда сибирского {10} сепаратизма, отделения от России, несколько лет еженедельно внедрявшаяся американской радиостанцией "Свобода", -- протекла мимо, без разрушительного вреда.) -- "Дайте народу возможность выразить себя!" "Да если б нас кто слушал..." Но и такой вопрос зададут вдруг (Тверской университет): "А как [сегодня -- жить не по лжи??"] И ещЁ прямей: "Как Россию спасти?" (Улан-Удэ). Пойди ответь... Вот так и теплятся огоньки. И -- повсюду, повсюду. "Нет, Россия не погибла! Но как облегчить путь к возрождению?" (Ставрополь). Во владивостокской привилегированной платной гимназии встаЁт гимназист: "А надо позаботиться о детях малообеспеченных? де учиться -- им?" -- В Красноярске знакомлюсь с биологом (четверо детей, мать в инсульте); забота его: номенклатурная среда выталкивает из себя всех честных и талантливых; он разрабатывает: как же устроить систему выдвижения талантливых людей. (Да разве наша власть нуждается в талантливых людях...) -- Вот такие одиночки (шлют письма) и группки, отягощЁнные бытом, пригнутые нищетой, -- трудятся, чтоб огоньки не погасли. В Ставрополе-волжском -- "школа культуры" для детей, начиная с пятиклассников. (А в саратовском Заволжьи учителя: "Как учить подростков доброму-вечному, когда телевидение и всЁ вокруг против того?") В Новой Корчеве (Тверская) держится внеклассный "центр культуры" для четырЁхсот детей, в Калязине -- "школа искусств" (их там за 60 человек). В Кимрах -- "дом ремЁсел и фольклора", за 5 лет обучили художественным ремЁслам до двухсот детей. "Народ истосковался по общему делу. Надо спасать душу народа!" (В.И. Белякова). В Кашине, из последних сил, проводят "фестиваль возрождения России" -- для молодЁжи. Кашинская {11} библиотека (ей уже 100 лет, и не такая она была) -- излучает людям знания и культуру, сколько может, -- ведь классиков теперь не купить. "Будем стоять до последнего!" -- директор Г.Б.Волкова. (А сам-то Кашин какая прелесть! -- и заброшен. Местный гравер: "жемчужина, превращЁнная в помойку".) Наши "малые города" -- сколько в каждом прошлого! но и почвы для будущего. И по всей, по всей России -- откуда силы одних только библиотекарей, чтоб и впроголодь держаться в развале?.. Нет, ещЁ жив народ, не добит. Но тут ещЁ один -- оттенок? Нет, неумолкающий тон. ЕщЁ от Владивостока: "Русские не дорожат собственной культурой. А не спасЁм культуру -- не спасЁм нацию." -- На собрании хабаровской интеллигенции: "Да сохранится ли духовное сознание русского народа?" -- В Благовещенске пожилая православная: "Должно ли быть наше государство православным?" -- В Ростове: "Без Бога не нужна и Россия, без России не нужна и свобода." -- "Если не принесЁм покаяния -- грош цена всей России." -- И дальше почти при каждой общественной встрече звучал этот голос, всегда оттеснЁнный, но и никогда не задушенный до конца. "Нет, православие сегодня -- недостаточная опора для государства. Не крепкая." -- В Самаре рабочий-грузчик: "Русских кругом притесняют. А чуть русские за себя застаивают -- сразу: 'фашизм!'." -- В Саратовском университете: "Да неужели же русский народ безнадЁжен?!" -- Молодой человек в Угличе, опережая всЁ собрание: "Скажите: что значит быть русским сегодня?" Вот, друзья мои, в этой работе я и пытаюсь ответить на что могу. И как смогу. {12} ___ 2. Первые годы жданной демократии 19-21 августа 1991 могли стать звЁздным часом в истории России. События несли черты настоящей революции: массовое воодушевление, не только общественности, но в значительной мере и столичного народа (то же и в областях). Вольные изъявления уличной толпы. До горячего захлЁба ощущение совершаемого великого исторического поворота. Немощные, боязливые действий ГКЧП уже выражали истощЁнность и конечную обречЁнность коммунистической власти в СССР. Возглавители переворота имели славную возможность несколькими энергичными мерами в корне изменить и всю обстановку внутри России, и внешние условия еЁ существования в раздавшемся тотчас "хоре суверенитетов" союзных республик. От новых деятелей, движимых бы народолюбием, в те дни не встретило бы никакого сопротивления: мгновенно запретить и распустить всю коммунистическую партию; объявить открытым путь уже 60 лет запрещЁнному мелкому и мельчайшему производству, без чего задыхалось советское население и что' стало бы самым естественным, верным первым шагом в экономической реформе; объявить реальные права местного самоуправления, каких никогда не имели Советы при коммунистах. {13} И, расставаясь наконец с большевизмом, -- тут же решительно заявить о неверности искусственных, надуманных ленинско- сталинско-хрущЁвских границ между республиками: такой шаг не вынуждал далее ни к каким немедленным физическим действиям вовне, но создавал фундамент пусть и для многолетних политических переговоров. (Уж тут не будем замахиваться на масштаб исторический: что свержение большевицкой власти логически требовало восстановления государственного законопреемства от 1916 года. Ибо Февральская революция, в блаженно-радостной сумятице, не создала своего права.) Ничего этого или подобного сделано не было.. Главари переворота в короткие дни обманули, предали надежды аплодирующей массы. Эти вожди, да и примкнувшие к ним активисты, -- первым и ярким шагом демократической победы избрали расхват помещений, кабинетов в Кремле и на Старой площади, автомобилей, потом и частных квартир. Таким делом и занялись они в самые ключевые дни, когда судьбу России можно было формовать как теплый воск. Победившая, наскоро сплотившаяся верхушка, войдя в очередной роковой акт Истории России, оказывается, думала только о власти, скатившейся в руки нечаянным подарком, ни о чЁм другом. Что же до [границ] государства -- тогдашний российский вице-президент был тут же послан в Киев, затем и в Алма- Ату подписать отдачу десятка этнически русских областей и 18 миллионов русских людей. (Эту капитуляцию потом ещЁ и ещЁ подтверждали не раз, внутренние в СССР административные границы признав государственными, якобы под защитой Хельсинкских соглашений 1975.) Распад СССР был неизбежен, в 1991 уже и маячил, но ещЁ оставалось подготовительное время, чтобы {14} уменьшить вред глубоким экономическим, бытовым и многомиллионным личным связям, и уж не было никаких причин ожидаемый распад подталкивать. Такой интерес имел украинский президент -- но никак бы, никак не участвовать в том толчке и российскому. Так в несколько первых дней новая власть проявила и политический сумбур в головах (если б -- только сумбур!), и равнодушие к жизни российских народов. Перед ходом крупных событий власть была в полной растерянности, но сама даже не ведала об этом, занятая личными расчЁтами. И эти качества неизменно пронесла через следующее, вот, пока семилетие; Есть признаки, что понесЁт и дальше. Итак, наступила в России -- эра демократии? Во всяком случае -- возглашено было так. А значит -- почти мгновенно родилось множество, почти толпы, [демократов.] Это множество тем более поражало, что среди верхушки новоявленных -- различалось лишь 5-6 человек, которые прежде боролись против коммунистического режима. А остальные -- взмыли в безопасное теперь небо из столичных кухонных посиделок -- и это ещЁ не худший вариант. Иные орлы новой демократии перепорхнули прямо по верхам из "Правды", из журнала "Коммунист", из Коммунистических академий, из обкомов, а то -- из ЦК КПСС. Из вчерашних политруков мы получили даже не просто демократов, но -- самых радикальных. Да некоторые и объясняли: "Мы находились на вершинах коммунистической власти только ради того, чтобы вместо нас тех постов не заняли худшие." А сегодня, чтобы спасти и укрепить Новую Россию, они снова самоотверженно были готовы принять власть. Да ведь и сильнейший аргумент: кто же, как не они, имеют {15} опыт управления? профессионалы... (Профессионализм доказывается не послужным списком, но результатом деятельности -- а этот результат перемЁтчиков скоро явился зримо провальным.) В оправдание всех неудач новой власти мы слышали: да какую же подлинную демократию можно построить в условиях экономической и социальной анархии, политической нестабильности?.. А эта распроклятущая "политическая нестабильность" -- она и порождена неграмотными реформами. В чЁм неодемократы явились действительно профессионалами -- это в идеологическом обеспечении и поддержке нового строя. А чего новые демократы- бюрократы начисто не проявили -- это сострадательности к народу и заботы о нуждах его. Да ведь те, кто объявляют "шоковую терапию", -- у же лишаются права клясться, что защищают "права человека". Едва ли не главной политической спешкой нового режима стало: как можно быстрей развести искусственную кипучую {многопартийность.} И год, и следующий год, и ещЁ год -- вспухали (без реальных основ), дробились, объединялись и лопались всЁ новые партии, союзы, блоки, фронты, соборы -- названий которых уже не вспомнит и не перечтЁт никто; взносились, звенели, но так же быстро затмевались и канули прочь имена многих либеральных, демократических и радикал-демократических лидеров. Многопартийность -- это был самый завидный, желанный приз переворота 1991 года, и партии кишились, блокировались и тешились политикой -- хотя изо всех партий реальной всЁ ещЁ была одна коммунистическая. (И в 1992 Ельцин не случайно подтвердил, что 7 ноября остаЁтся нашим "национальным праздником".) И ещЁ так роково получалось, {16} что несостоятельные русские патриотические партийки искали теперь ласки и поддержки от коммунистов -- а коммунистам, потомкам ленинских "антипатриотов", оказалось выгоднее всего заявиться "русскими патриотами". Могла ли история повернуться ироничней? Реальная же вторая сила стала крепнуть в виде хасбулатовского Верховного Совета. ЕЁ поединок с президентской властью к 1993 принял форму борьбы за статьи новой российской конституции и растянулся на несколько угрожающих месяцев. Конституционная работа шла вяло, но поединок был свиреп, в России образовалось опаснейшее двоевластие, -- тем опаснее, что обе борствующие стороны обращались с политическими взятками к национальным автономиям, дабы из них набрать себе союзников побольше. Привилегии автономий бурно вздымались: тогда русские области, чтоб не остаться в батраках, стали объявлять себя республиками -- раскатисто, одна за другой. В той горячей толкучке, кажется, мало кем было замечено, но мне, в тот год ещЁ издали, было видно рельефно и несомненно: от этого двоевластия, от этой гонки в "республики" -- самой России грозил тогда распад, если не в недели, то в месяцы. Бушевала ещЁ одна керенщина. И спасением цельности России мог быть только немедленный [конец] двоевластия, какая б там сторона ни победила. Это столкновение, не разрешЁнное разумно полугодом раньше, кончилось кровавыми днями октября 1993 (и гибелью полутораста или больше человек, главным образом не участников конфликта, а невинных посторонних). И прошло оно под слитный одобрительный хор неодемократов: "Раздавить гадину!" -- силой оружия, -- очень непредусмотрительно для своего {17} же демократического будущего. По наследству от коммунизма и переняли они: "если враг не сдаЁтся"... Да через три месяца Гайдар и Козырев прямо искали союза с коммунистами, приглашая их в "антифашистскую лигу". И вскоре вслед тому возглашался договор о